Когда-то выполнение сложнейших операций без больших и открытых разрезов было из разряда фантастики. Особенно невероятным это представлялось в детской хирургии: прооперировать еще совсем маленький и только формирующийся организм без привычного вмешательства. Сегодня, благодаря эндоскопической хирургии, – это реальность. И реальность эта быстроразвивающаяся. О преимуществах и возможностях эндохирургии и о том, как сделать так, чтобы после операции уже на следующий день можно было бы отправить пациента домой, нам расскажет известный детский хирург, онколог, заведующий отделением детской хирургии Челябинской областной детской клинической больницы, заместитель главного врача по хирургии, кандидат медицинских наук Николай Михайлович Ростовцев.

– Николай Михайлович, для начала неплохо было провести для наших читателей небольшой ликбез по эндоскопической хирургии. Что она собой представляет?

– Эндоскопические операции в хирургии – это операции, которые выполняются не открыто, как все к этому привыкли, а лишь с небольшими разрезами. Это операции, которые, скажем так, пришли на замену большим операциям с крупными разрезами, которые выполнялись хирургами еще в прошлом веке. Такое воздействие не вызывают травм у детей, и заживление после них идет совсем по-другому. В связи с тем, что нет больших раневых поверхностей, репарация тканей проходит лучше, а восстановление идет в разы быстрее.

Сегодня у себя в больнице мы, конечно, не на все сто процентов делаем эти операции, но уже практически перешли к 50% их выполняемости. То есть 50% у нас составляют открытые операции, другие 50% – эндоскопические, даже правильнее их будет называть эндохирургическими.

– А каким пациентам их вообще можно делать?

– Если говорить конкретно о детях, то выполняются они как у новорожденных, так и у детей старшего возраста. Зачастую охватывают брюшную полость и грудную.

А распространенность этих операций крайне разнообразна. Они применяются во всех областях. Паховые грыжи, к примеру, мы тоже удаляем эндоскопически. Это позволяет не травмировать семенной канатик у мальчиков, что, в свою очередь, снижает риск последующей атрофии яичка. Это уже не говоря о сокращении срока лечения, когда ребенок, к примеру, проснулся после операции и уже смело может идти домой.

– Тогда другой вопрос: кому их делать нельзя?

– Вы знаете, в качестве главного противопоказания зачастую выступают тяжелые состояния здоровья ребенка. Это могут быть сочетанные пороки, к примеру, пороки сердца. Дело в том, что операция проводится с нагнетанием в брюшную или плевральную полость воздуха, углекислого газа. Иногда из-за этого поддавливается диафрагма или колабируется легкое. У детей с пороками сердца это может вызвать еще большие осложнения.

– Отчасти Вы уже коснулись преимуществ эндохирургии. Но хотелось бы поговорить о них более подробно. Какие все-таки есть достоинства у этого направления по сравнению с теми же открытыми операциями?

– Признаться, эти два метода вообще несравнимы. Эндозирургия - это совершенно другое направление. Сейчас это настоящее, а когда-то это только было хирургией будущего. Я помню, когда мы еще начинали внедрять у себя этот метод и делали операцию по вскрытию желчного пузыря (холецистотомию) в течение часа. Отмечу же, что первый хирург, француз, который ее делал, делал четыре часа. При этом он утверждал, что этот метод никогда не приживется в хирургии. Однако уже через год он сказал другое: «кроме эндохирургии при холецистотомии другие методы просто нежелательны».

Но даже и внутри самого этого направления прогресс не стоит на месте: сокращается время проведения сложных операций. Если мы удаляем грыжу в течение 20 минут, то и холецистотомия тоже теперь длится 20 минут. А если человек постоянно делает такую операцию, то на это требуется еще меньше времени.

Важно сказать, что вся эндохирургия построена, главным образом, на том, чтобы уменьшить нахождение пациента в стационаре. Не надо лежать десять дней до снятия швов. В нашем случае все функции оперируемого органа восстанавливаются очень быстро, настолько, что уже практически на следующий день пациент может быть отпущен домой. Тем самым сокращается время нахождения пациента в стационаре, а это и для государства выгодно. Еще одним немаловажным преимуществом является то, что оперируемый орган при эндохирургической операции увеличен на экране. Повредить что-то в таком случае или сделать что-то не так крайне сложно.

– То есть сокращается возможность врачебной ошибки?

– Конечно. Но это даже нельзя назвать «врачебной ошибкой». Она у нас трактуется несколько по-иному. Это неудача для хирурга, если он не смог провести операцию хорошо. Но происходит это, скорее не от незнания, а от особенностей оперируемого органа, потому что у каждого он индивидуален. Из-за врачебной ошибки могут быть осложнения после операции. Но надо отметить, что они очень подробно потом изучаются, очень серьезно. Даже отстраняются врачи от операций. И людям не стоит думать, что кто-то из хирургов получил осложнение после операции, и ему это сошло c рук. Это очень тщательный разбор, начиная с отделения и заканчивая уже заместителями главных врачей этих направлений. Бывали даже такие прецеденты, что хирургам после некоторых операций говорили, что им хирургией лучше не заниматься.

– А могут ли эндохирургические операции полностью заменить открытые?

– Конечно. Это все зависит от времени, от коллектива, от самих оперирующих хирургов. Мы, к слову, сейчас даже резекцию кишечника делаем, желудка. Конечно, в детской хирургии есть определенные неудобства: брюшная полость, к примеру, очень маленькая, не как у взрослых. Но, с другой стороны, у детей нет выраженной жировой клетчатки, все сосуды видны, и оперировать их, на мой взгляд, несколько легче. Да и развитие детской эндохирургии, надо признать, идет сегодня семимильными шагами. Мы уже стоим на пороге робототехники. И наша больница – одна из претендентов на то, чтобы начать заниматься робототехникой.

– А расскажите об этом поподробнее?


– Сегодня робототехника является тем направлением, к которому стремятся все уважающие себя хирурги. Эндохирургия – это одно направление. Но некоторые уверены, что особой разницы для хирурга в том, оперировать открыто или эндоскопически, нет. Мол, любой хирург может взять и провести эндохирургическую операцию. Но в ней инструмент – это не продолжение рук хирурга, потому что ты смотришь на экран, а оперируешь на самом пациенте. Соотношение действий рук и мыслей на экране должны быть вместе. К этому надо привыкнуть, к этому люди идут годами. А при использовании робототехники ты вообще не прикасаешься к больному. Врач управляет роботом, который находится в операционной. У робота трехмерное изображение с изгибом инструмента на 360 градусов. При этом можно спокойно выделить опухоль и даже уже увидеть, что там сзади, насквозь, так сказать. Это хирургия ХХI века. И я думаю, что в нашей стране это направление вскоре должно стать лидирующим.

– А через сколько лет это, по-вашему, может произойти?

– А здесь уже все зависит от того, кто займется этой проблемой и насколько активно. Конечно, сложность здесь еще в том, что дорогое оборудование. Но, если, к примеру, в нашей больнице будет робот, то за каких-то два-три года мы сможем полностью перейти на робототехнику. Хотя, в общем-то, как говорят американцы, чтобы робот окупился, достаточно делать триста операций в год. Мы сегодня, конечно, делаем гораздо больше. Это достаточно прогрессивная технология, но здесь еще многое будет зависеть и от правительства, оттого, насколько оно будет готово к этому. Удовольствие это достаточно дорогое, но здоровье детей, конечно, дороже.

– Давайте вернемся все же к эндохирургии. Насколько она распространена сегодня у нас в области?

Сегодня детская эндохирургия у нас представлена в нескольких муниципалитетах: в Магнитогорске в клинической больнице номер 3, в Миассе, Златоусте и, конечно же, в нашей больнице. В Миассе ребята холецистотомию делают у детей, в Магнитогорске – какие-то мелкие операции, диагностические. В городских некоторых начали эндоскопически удалять аппендициты. В нашей больнице эндоскопически делается все. Нет, к примеру, такого, чтобы мы начали эндоскопически и вдруг перешли на открытую. Все делается от начала до конца эндоскопически.

Основная нагрузка, само собой, ложится на нашу клинику. У нас три операционные стойки и плюс – артроскопическая стойка. В конце прошлого года нам приобрели стойку, которой до этого в области еще не было, - для хирургии новорожденных. Три экрана, один из которых – полтора метра, увеличение очень большое. Для новорожденных это очень важно, потому что грудная клетка и брюшная полость у них, сами знаете, не как у взрослых. Эндоскопически мы оперируем каждый день. Начиная от грыж и заканчивая очень сложными операциями.

– А какие считаются наиболее сложными?

– Реконструктивные. Когда, например, идет резекция кишечника, желудка, долей легкого. Опухоли средостения (комплекса органов, расположенных между правой и левой плевральными полостями). Брюшной полости – опухоль печени.

У нас клиническая база, мы же еще и учим студентов, поэтому нам и открытые операции делать нужно. Отчасти для этого мы собственно и решили делать 50% открытых операций, 50% - эндоскопических. Но, конечно, эндоскопия гораздо лучше, и сейчас все молодые специалисты переходят на нее.

– А как готовят хирургов для выполнения таких операций? Нужно ли получать специальное образование, помимо классического хирургического?

– Нет, специально не нужно, достаточно базового. Сейчас эндохирургия на таком потоке, что даже без специальной подготовки можно выполнять. Хирург же как готовится. Он сначала начинает с ассистирования, потом переходит к оперированию под наблюдением старшего товарища. Эндохирургии учатся уже на практике. Кроме того, существует масса симпозиумов, где врачи перенимают опыт друг друга.

– О преимуществах мы поговорили, а есть ли у этого направления недостатки?

– Я проработал хирургом много лет и не один десяток занимаюсь эндохирургией. И основой недостаток в данном случае заключается даже не в самом методе, а в человеке, который его применяет. Может сложиться так, что хирург берет что-то непосильное для данного метода, то есть он это просто не может сделать. И главный недостаток – это переход с эндохирургической операции на открытую, в медицине это называется конверсией. Человек, к примеру, при отсутствии должного оборудования идет на резекцию легкого, он выделяет долевой бронх, сосуды, начинает их как-то вязать, нитка слетает, идет кровотечение, и приходится переходить на открытую операцию. Такая конверсия в хирургической среде считается неудачей для специалиста. А в методе нет как таковых недостатков, просто надо, чтобы все было под рукой, и тогда любая операция будет проходить спокойно.

– Какие операции Вам приходится чаще всего делать?

– Я и торакальный и абдоминальный хирург, поэтому делать приходится разные. Вот сегодня у нас опухоль средостения, будем оперировать эндоскопически. Единственное у нас редки острые аппендициты. Мы городских не берем, а везти из области сюда пациента с острым аппендицитом, никто не возьмется. Но в планах мы хотим развивать экстренную хирургию.

– А если у пациента аппендицит, но ему не предлагают эндоскопическую операцию. Что делать? Искать врача, который прооперирует эндоскопически?

– Экстренную хирургию, безусловно, также нужно делать эндоскопически. Например, больные из города могут к нам обратиться, и мы сделаем такую операцию. Но экстренность, к сожалению, у нас отведена на второй план. Не повезешь же с аппендицитом сюда. А город приписан к первой городской. Они там, конечно, начинают оперировать эндоскопически, но только начинают. Нет у них еще пока соответствующего оборудования. Поэтому если больной обратится с аппендицитом к нам, мы не откажем.

– Давайте теперь поговорим о Вас. Как Вы пришли в медицину? Почему выбрали такую специальность?

– О, это сложный вопрос, ответ на который я даже сам не знаю. Так получилось. Так легли карты. Может, повлияло то, что у меня тетя была врачом.

– А родители?

– Нет, я не из врачебной семьи. Что-то меня так толкнуло на этот поступок. Тогда я начинал учиться в мединституте, был огромный корпус. Может, я уже тогда осознавал, что чего-то здесь добьюсь.

– И чего вы добились в итоге?

– Я пока кандидат наук, уже – заслуженный врач РФ, в 2013 году получил звание лучшего хирурга России, главный детский хирург Челябинской области. Я работал в Снежинске, потом меня пригласили сюда в областную больницу во взрослую, затем перешел в детскую. Ездил на мастер-классы, оперировал даже в Шанхае. Общий стаж работы – 32 года. Эндохирургией занимаюсь 25 лет.

– А что вы чувствуете, когда проводите операцию?

– В первую очередь, думаешь о больном, перебираешь в своей памяти все, чтобы раньше делал и видел, выбираешь путь, по которому будешь проводить операцию. Когда же идет операция более-менее рядовая, поэтапно выполняешь нужный алгоритм, совещаешься с коллегами, то есть идет обмен мнениями, диалог и обучающий процесс.

– Николай Михайлович, благодарим Вас за познавательную беседу. Будем надеяться, что разговор этот принесет нашим читателям немало пользы. По традиции в конце каждого интервью мы обращаемся к нашим пациентам. Что бы Вы могли им пожелать?

– Я, конечно, в первую очередь, всем желаю здоровья, чтобы все не болели, жили до ста лет и были молодыми. И, как хирург я желаю, чтобы все, если случится какая-то проблема, всегда находили того врача, который поможет так, чтобы они потом вышли из больницы и сказали: «Слава Богу, мы здоровы!».